Развод
Дорогие соотечественники, мы обладаем драгоценным состоянием. Это наше наследство — тысяча лет христианства на Русской земле. Тысячу лет наши предки берегли святость брака, сию великую тайну соединения двух в единое, подобно единению Христа и Церкви. Девять веков расторжение брака в России почти не совершалось. В нашем национальном характере — семейное терпение, взаимное прощение и услужливость супругов. Этот характер сложился благодаря принятой в плоть и кровь евангельской проповеди. Обратимся к Евангелию. И приступили к Нему фарисеи и, искушая Его, говорили Ему: по всякой ли причине позволительно человеку разводиться с женою своею? Он сказал им в ответ: не читали ли вы, что Сотворивший вначале мужчину и женщину сотворил их? И сказал: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает (Мф. 19, 3-6).
Просветившаяся христианским светом языческая Русь с ее многоженством, покупными и пленными наложницами, многими противонравственными языческими обычаями приняла не только Закон Божий, но на основе этого Закона изменила и государственные, взяв за основу некоторые законы православной Византии. Еще святой Владимир пытался усвоить на Руси новое брачное законодательство. В Уставе князя Ярослава читаем, что разлучение жены и мужа возможно только в случае вины государственной измены, злоумышления (покушения) на жизнь мужа, измены мужу, отлучки супруги на длительный срок без разрешения мужа, злоумышления (кражи) на имущество мужа или Церкви. И все!
Не дозволялось жене покидать больного супруга. «За слепоту или лихой недуг или долгую болезнь нельзя разлучать, то же и жене мужа», — читаем в Уставе. Пресекалась Уставом и привычная в язычестве замена жены. В случае, если муж оставлял жену и брал себе другую, то независимо от того, сколько времени длился новый брак и родились ли в нем дети, новый союз обязательно расторгался, и первая жена вновь утверждалась в своих правах. От мужа требовалось «первую жену держати по закону, а будет лих до нея того достоит казнити».
Позже появилось одно дополнение. Брак мог быть расторгнут, если один из супругов желал принять монашество, а другой не препятствовал этому.
Такой взгляд на развод в русском обществе не изменялся почти до революции 1917 года. К этому времени брачное законодательство относительно расторжения брака состояло всего из нескольких статей устава Духовных Консисторий, брак мог быть расторгнут в случае, если один из супругов приговорен к наказанию, сопряженному с лишением всех прав состояния. В случае безвестного отсутствия одного из супругов в течение пяти лет или по оскорблению чистоты брака прелюбодеянием. При этом виновная сторона лишалась права вступать в новый брак. Брак мог быть расторгнут и по неспособности одного из супругов к брачному сожитию. Но в этом случае он расторгался не ранее чем через три года после обращения, при этом должна быть доказана добрачная физическая неспособность супруга. Последние две причины требовали свидетельств и доказательств, получить которые было весьма непросто. Поэтому и развод по ним был затруднителен.
Этот порядок сохранялся до революционного переворота 1917 года, когда были перевернуты не только государственные, но и духовные и нравственные устои. Новое законодательство позволяло оформлять развод сразу же и по просьбе всего лишь одной стороны. Нередко второй супруг даже не знал, что брак расторгнут. Такая свобода нравов, конечно же, не могла просуществовать долго в государстве, где подавляющее большинство граждан, можно сказать, генетически православные, рождены в венчанном законном браке. Где у каждого русского в длинной цепочке предков обязательно есть святой, есть молитвенники за душу неразумного чада, поддавшегося на пустую приманку «свободной любви». Поэтому через три десятилетия новой власти взгляд на разводы изменился и престиж семьи несколько повысился. Но не станем реанимировать труп социалистической морали.
Последнюю русскую революцию восьмидесятых годов, как, впрочем, и предыдущие, сопровождают разрушение нравственных принципов, культивирование чувственности, попытки (пока еще только попытки) узаконить, хотя бы в общественном сознании, проституцию, гомосексуализм, порнографию. Соответственно растет и число распадающихся семей.
А Православная Церковь и сегодня повторяет вслед за Апостолом: А вступившим в брак не я повелеваю, а Господь: жене не разводиться с мужем… и мужу не оставлять жены своей (1 Кор. 7, 10-11).
А Христос Спаситель все Тот же и ныне и присно и во веки веков, и слова Его те же: что Бог сочетал, того человек да не разлучает (Мф. 19, 6).
Но возможно ли так жить сегодня? Жизненна ли такая позиция? Около двух тысяч лет назад, когда были произнесены эти слова, они смутили даже близких учеников Иисуса: Говорят Ему ученики Его: если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться (Мф. 19, 10). В таком противоречии были слова Спасителя с миром, в котором они прозвучали.
Рим, владевший тогда почти всей Европой и Ближним Востоком, подчинил себе и Иудейское царство. В отношении брака римские языческие законы мало чем отличались от иудейских. Римское общество хотя и придерживалось узаконенной моногамии, но лишь внешне. Наложницы-рабыни были в обычае во многих семейных домах. Привычными для семейного человека были и кратковременные любовные связи со свободными женщинами. Развод, как и заключение нового брачного союза, был затруднителен. Женщина в Римской империи не имела почти никаких прав. Дочь принадлежала родителям, жена — мужу. И той, и другой могли распорядиться, как собственностью, по усмотрению. С женой можно было легко развестись, можно было ее проиграть в кости, подарить. Своеволие мужа было ограничено лишь заступничеством родственников жены. Даже материнство никак не повышало достоинство женщины. Муж мог отдать, подарить, продать и даже умертвить дитя, если оно ему не нравилось. При разводе судьба детей зависела от отца, правда, чаще они оставались с матерью.
Чувственность не ограничивали ни законы, ни общественное мнение. Содомия и кровосмесительные союзы были обыкновенны. Трагедия Эдипа, перенесенная на римскую почву, воспринималась как фарс. Нерон имел любовников. Цицерон подшучивал над Катуллом и его сестрой-женой. Таков был истлевающий в обольстительных похотях (Еф. 4, 22) Рим 1-го века — самое культурное общество языческого мира.
Но и мир иудейский, мир избранного народа уже давно жил не Божиим законом, не благодатными пророчествами, а Талмудом, толкованиями и обычаями, всегда приспосабливающимися к ситуации. Правда, здесь все же нравы были более сдержанными. Но и здесь сластолюбец всегда мог удовлетворить свое желание и привести в дом новую жену. По Моисееву законодательству, не нашедшую благоволения (Втор. 24, 1) в глазах мужа жену можно было отпустить, дав ей разводное письмо (Втор. 24, 1). Закон был дан Моисеем, знавшим жестокосердие своих соплеменников, дабы оградить несчастную женщину от произвола мужа, может быть, от смерти, защитить от ревнивой ненависти соперницы. Этой свободой развода пользовались часто. Сам правитель Ирод Агриппа, живший во время Иисуса Христа, вопреки политическому благополучию своей страны, развелся с женой для того, чтобы, прельстившись красотой Иродиады — жены брата Филиппа, вступить в новый, к тому же противозаконный брак.
И вдруг среди умножившегося греха (Рим. 5, 20) слова Спасителя: Что Бог сочетал, того человек да не разлучает (Мф. 19, 6), Кто разведется с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, тот прелюбодействует, и женившийся на разведенной прелюбодействует (Мф. 19, 9). И слова эти не канули в пустоту. Уже через несколько лет апостол Павел повторяет и объясняет сказанное Спасителем: А вступившим в брак не я повелеваю, а Господь: жене не разводиться с мужем, — если же разведется, то должна оставаться безбрачною, или примириться с мужем своим, — и мужу не оставлять жены своей (1 Кор. 7, 10-11).
Иерей Сергий Николаев
